— Ты сам знаешь, что у нас нет никакой надежды выйти из этого ужасного подземелья, мы столько раз пытались… А спать так было приятно. Сон это — забвение…

— В том состоянии, в котором мы находимся без пищи для подкрепления сил, сон — это смерть, падиал! Я не хочу умирать здесь.

— Что же ты хочешь сделать?

— Я уже говорил тебе, что получил внушение свыше. Слушай меня и не перебивай! Время не терпит, и если мы пропустим благоприятную минуту, нам придется ждать завтрашнего дня для исполнения моего плана. А кто знает, хватит ли у нас сил на это…

— Говори, ни одно слово не сорвется у меня с языка.

— Ты заметил вчера светлый круг, — он показал на дне воды в тот момент, когда солнце проходило над отверстием колодца. Нет сомнения, что существует сообщение между водою, омывающей лестницу, на которой мы стоим, и колодцем на поверхности земли. Так вот, когда сегодня снова появится этот круг, мы должны воспользоваться теми несколькими минутами, пока свет его освещает точку сообщения двух резервуаров: нырнув под воду, мы доберемся до светлого круга; а попав туда, нам ничего не будет стоить добраться до выходного отверстия по внутренним выступам стен и выйти на свободу… Что ты скажешь о таком внушении? Не само ли небо послало мне его?.. Ты не отвечаешь!

— Увы, мой бедный Утсара! Весьма возможно, что твой план удастся, но…

— Ты не умеешь плавать? — прервал его факир.

— Плавать я умею, — грустно отвечал Дислад-Хамед, — но я никогда не нырял, и не в силах буду следовать за тобой.

— Хорошо, — отвечал факир, — я попробую один. А результатом воспользуемся мы оба; тебе даже легче будет, чем мне…

— Как! Ты хочешь меня покинуть и еще смеешься над моей несчастной участью…

— Клянусь Шивой, падиал! Ты еще не совсем проснулся… Ребенок понял бы, что я говорю. Неужели ты не знаешь, что мне известны все тайные входы во дворце Омра; чтобы не возбуждать подозрения, я вернусь к тебе ночью через верхнее подземелье, как я это сделал, когда два дня тому назад пришел к тебе.

— Прости меня, — сказал бедняга, начавший дрожать всем телом при мысли, что останется один в этом мрачном убежище, — но я так ослабел без пищи, что не понял тебя.

— Знай, падиал: Утсара не принадлежит к тем, что бросают своих товарищей в несчастии; хотя ты и повинен во всем, что произошло, но ты будешь спасен, клянусь тебе тенями предков, — если только план мой удастся. Об одном только попрошу я тебя, когда вернусь, — помочь мне отомстить злодею Кишнае.

— О! В этом охотно поклянусь тебе, — отвечал падиал вполне искренним тоном, не дававшим возможности усомниться в его правдивости.

— Хорошо, Дислад!.. Теперь позволь мне приготовиться… мне нельзя терять ни минуты времени, когда появится светлый круг.

Когда факир собирался похитить ночного сторожа у тугов, он снял всю одежду, и на нем оставался только передник, повязанный вокруг чресл. Он снял его и передал товарищу, чтобы ничто не мешало ему, когда он направится вплавь по узкой трубе, служившей сообщением двум резервуарам. Какой-нибудь самый незначительный выступ мог зацепить за полотно и помешать его движениям.

Сделав это, он набрал рукой воды и принялся растирать ею все суставы на ногах и руках, чтобы предотвратить возможность судорог в самом критическом месте отважного плавания.

— Как жаль, что вчера я из-за тебя потерял свой кинжал, — сказал он падиалу, продолжая размягчать свои члены, — я выйду отсюда без всяких средств к защите.

— Я нашел его, — отвечал сторож, — но не говорил тебе об этом, чтобы ты снова не обратил его против себя… Вот он!

— Благодарю… он пригодится.

Затем он заплел длинные волосы, падавшие ему на плечи и укрепил их узлом на макушке головы.

— Вот я и готов, — сказал он, — остается подождать… Главное в том, чтобы не пропустить надлежащей минуты и воспользоваться коротким промежутком времени, когда будет освещено место сообщения. Никогда еще не было так дорого время для меня.

Стоя на последней ступеньке и устремив пристальный взгляд на черную глубину впереди себя, оба с лихорадочным волнением ждали появления светлого круга, который должен был принести им освобождение или смерть… Они с нетерпением ждали какого бы то ни было конца; они боялись, что не успеют обменяться впечатлениями до появления солнечного луча, и минуты казались им вечностью…

Готовясь прыгнуть в воду при первом появлении света, Утсара сказал своему товарищу:

— Как только я скроюсь, подымись по лестнице до того места, где кости: если кругом дворца все пусто и если возможно будет войти в него днем, я сейчас же приду освободить тебя.

— А если ты не придешь? — спросил падиал, вздрагивая.

— Неужели ты считаешь меня способным забыть свое обещание?

— Нет, но мне пришла в голову мысль, которая заставляет меня бояться за тебя.

— Какая?.. Ты колеблешься; не бойся, я готов на все.

— Не может ли случиться, — продолжал нерешительно падиал, — что сообщение между этим резервуаром и колодцем окажется настолько узким, что ты, попав туда, не будешь в состоянии двинуться ни назад, ни вперед; в таком случае…

— Я погибну от удушения! Ты это хотел сказать?

— Да, я думал именно об этом.

— Так что ж, мой бедный Дислад-Хамед; я также думал об этом, но ни ты, ни я ничем здесь помочь не можем, а потому лучше не заниматься такими случайностями… Я добьюсь успеха или погибну… Если ты не увидишь меня через несколько часов, то напрасно будешь смотреть завтра в эту точку: свет не покажется на дне резервуара, если тело мое закроет собою трубу сообщения.

При этих словах, которые факир произнес с беззаботным видом, несмотря на то, что готовился пожертвовать свою жизнь, сторож Беджапура почувствовал, как снова к нему возвращается прежний ужас… И какая, действительно, ужасная смерть ждала его, — медленная, беспощадная и в таком месте, которое воображение его населяло уже призраками и фантастическими существами!

— Я присоединюсь к тебе под водою, — прошептал он факиру, — лучше кончить таким способом, чем умереть от голода…

Снова водворилась тишина под сырыми сводами погреба, и только у ступенек лестницы слышался время от времени дряблый звук, как бы от падающего в жидкую грязь камня: шум производила какая-нибудь из исполинских жаб, которая, привыкнув к виду двух неподвижно стоящих людей, решалась выйти из воды и принималась за ползанье по ступенькам грязных лестниц.

Так прошел целый час, но свет не показывался. Пленники, не имевшие при себе указателя времени, вообразили уже, что они во время сна пропустили благоприятный момент, и с ужасом начинали думать, что попытку факира пожертвовать собой для общей пользы придется отложить до завтра. Но вдруг в глубине воды показалось едва заметное беловатое пятнышко, отблеск солнечного света, лучи которого падали еще в косом направлении на отверстие колодца. Общий крик вырвался из груди пленников, и в него они вложили всю силу своей души. Факир не ждал больше: схватив в зубы кинжал, он сложил руки и отважно бросился в липкую и грязную воду резервуара, сказав на прощание только два слова Дислад-Хамеду:

— Жди и надейся!

В течение одной минуты падиал мог следить только за различными движениями, происходившими под водой. Но светлый круг, увеличиваясь в размерах, становился с тем вместе и светлее, и Дислад в продолжение нескольких секунд видел, как к этому кругу приближалась черная масса; вот она остановилась, как бы исследуя место, вот снова двинулась дальше, затем вытянулась, а с тем вместе стало уменьшаться и светлое пространство. Затем все исчезло: факир проник в проход.

Дислад-Хамед упал на колени и вознес молитвы за своего товарища, обращаясь к добрым духам, которые покровительствуют людям во всех делах их жизни. Но не успел он произнести и нескольких слов своего воззвания, как с криком радости вскочил на ноги и принялся танцевать, как безумный, — рискуя потерять равновесие на скользкой лестнице и упасть в воду… Все страхи его сразу исчезли. Не прошло и минуты, — наибольший промежуток времени, в течение которого самый здоровый человек может остаться под водой, — как светлый круг снова предстал перед восторженными взорами ночного сторожа… Сомнений нет! Факир успел в своем отчаянном предприятии и с большою легкостью, насколько мог судить падиал… Теперь он мог спокойно ждать прихода своего друга; освобождение становилось вопросом минут, часов, — смотря по тому, когда факир проникнет в замок… Когда прошли первые минуты упоения, падиал поднялся по ступенькам подземной лестницы, вошел в подвал, куда Кишная приказал его запереть, — и ждал там, чтобы быть готовым ответить на первый же зов своего товарища.